У поистине народного поэта, хотя звание такого он не имел, Али Хашагульгова есть «Баллада о часах». Когда ее читаешь тем, кто испытал на себе тяготы депортации 1944-57 годов, у них слезы на глазах: «Он это пережил!».

Да, он это пережил. Али Татарович стал «врагом народа» в восьмимесячном возрасте (родился в 1943 году). Поэт пережил и прочувствовал острее других, но депортация — это боль общая, и не важно, сколько лет прошло, и какое по счету поколение подрастает.

Сама баллада поэта о том, что когда люди возвращались из ссылки и увидели через окна поезда родные горы, кто-то достал горсть земли в узелке, другой газырь, а один мужчина вспомнил о часах и удивленно воскликнул: «Они ходят!». Ему ответили: «Часы и должны ходить». Мужчина покачал головой. «В день, когда нас выселяли, они остановились и застыли на 13 лет, а сейчас вновь начали ходить», — сообщил он. «Чему ты удивляешься? — сказал седобородый старец. — Они возвратились домой, как и мы. Будь благословенна — земля отцов наших!». (Перевод смысловой — ред.).

Земля отцов наших!

Годы назад об этом говорил пожилой человек Юсуп Темирханов. Не поэт, а простой труженик, многое повидавший на своем веку. Он, в частности, сказал: «Я думаю, нас в депортации хранила, в первую очередь, вера и тяга к родной земле. Вроде бы, земля она везде одинаковая, но что-то сокрыто в наших полях, холмах, горах — оно не отпускает, питает душу, как кровь сердце. Ты вынужденно привыкаешь к новому месту, находишь друзей и занятие себе, вроде бы наполняешь жизнь смыслом, но все время такое ощущение, что находишься не там, где должен и покоя не обретешь даже после смерти. Пугает не сама мысль о смерти, она — неминуема, а то, что твоя могила будет не на родной земле и, проходя мимо кладбища, твои соотечественники не будут молиться и произносить на родном языке «Да сжалиться Аллах над вами и след идущими нами!».

Юсут Темирханов рассказывал, как происходило возвращение домой, с чем пришлось столкнуться. Люди, которых хранила вера и тяга земли родной, увидели, что растасканы чурты (надгробные камни) с могил их отцов и матерей, жертвами депортации оказались и родовые кладбища. Он даже не обвинял людей, которые совершили кощунство, а просто жалел, поскольку Аллах от них отвернулся, и они не ведали, что творили.

Это были слова мудрого человека. Благодаря таким людям ингуши сохранялись, как самобытный народ, несмотря на гонения, ссылки, войны. Подобные личности служили источником вдохновения для поэтов и писателей Ингушетии.

Опираясь на жизненную философию таких людей, народный поэт Джемалдин Яндиев, сам «из племени орлов», как сказал Арсений Тарковский, в одном из своих стихотворений сформулировал моральный кодекс ингушского народа, заключенный в четырех словах, вручаемых ребенку «навечно беречь и любить» при его рождении: «...Слово «Жизнь», потому что и он, будет время, умрет. Слово «Смерть», потому что обязан он правильно жить. Слово «Родина», что продавать на базаре нельзя. «Имя», данное матерью, пусть беспорочно несет... Вот наследство, которое всем нам дается, друзья, и отчета от нас будет требовать вечно народ» (перевод Николая Асанова).

Так же, как и эти четыре главных слова, красной нитью через жизнь ингуша проходит Эздел. Он присутствует в произведениях всех ингушских писателей. Это и понятно — Эздел не привнесен откуда-то извне, он дан нам Всевышним и отшлифован веками, включает в себя — благородство, мужество, милосердие, честность и многое другое.

Произведения писателя Иссы Кодзоева — это гимн ингушскому Эзделу. В VI томе романа-эпопеи «Ингуши» он приводит слова Мужчины и Личности Ивазда Газда: «Кинжал — остротой, порох — сухостью, свеча — светом, ингуш — Эзделом».

Исса Кодзоев автор произведения «Казахстанский дневник», в который вошли правдивые рассказы о бесправной жизни ингушей в депортации. За эту правду он и Али Хашагульгов были осуждены и отсидели в тюрьме для политзаключенных четыре года.

Исса Кодзоев написал о таких выдающихся личностях, как народный мститель Ахмед Хучбаров, абрек Суламбек Сагопшинский, о многих современниках, которые отстаивали честь и достоинство народа. Он пешком исходил горную Ингушетию, побывал практически во всех селах плоскостной части республики. Исса Аюбович искал стариков и записывал их воспоминания. Он думал о потомках, он знал, что записи нужны, поскольку это — история народа. Богатая история, которую у нас кто только не пытался и не пытается отобрать, приписать себе (и это удалось, прямо скажем).

Одна из книг народного писателя называется «Эпоха Элбазуко» («Элбазкъий зама»). Тема высылки людей в произведении занимает особое место. Дед писателя Аме Элбазуко был одним из тех, кто чуть не погиб и получил тяжелое ранение, воюя за то, чтобы на Северном Кавказе установилась советская власть. Он был очень дерзким и в то же время великодушным воином, который придерживался определенных правил чести и считал, что «человек сам устанавливает цену себе», то есть — как и ради чего жить и умереть. Элбазуко говорил: «Проявления малодушия и жестокости — это потеря чести человеком», «Умереть там, где это необходимо — это мужество». Он не сомневался в том, что у достойного и смерть будет достойной.

И вот этого человека уже в преклонном возрасте вдруг объявляют «врагом народа», лишают всего. Приходят молоденькие солдаты, которые мало что видели в своей жизни, и приказывают старику, прошедшему через лихолетья царского режима, революции и гражданской войны, снять с пояса кинжал, символ мужчины-горца, и стать изгоем. Элбазуко не собирается мириться с подобным отношением, и намерен мстить власти, за которую он, как и многие ингушские мужчины, проливал кровь.

Сын Аюб сразу понимает, что задумал отец, увидев готовую к применению винтовку. «Я уже свое отжил, — говорит старик, — но прежде чем умереть, я заберу несколько жизней тех, кто поставил наш народ в такое унизительное положение». Сыну еле удается отговорить отца, указав на то, что тот может лишиться всех своих потомков — их просто расстреляют. Для любого ингуша потомство — это святое, он и живет ради своих детей и внуков, как до него жили его предки. За правое дело он готов расстаться с жизнью без сожаления, сказав: «Аллах, Ты видишь, что меня к этому принудили!» Но очень редко кто станет рисковать семьей, своими потомками. Элбазуко, скрипя зубами, признает, что сын прав.

В день выселения (23 февраля 1944 года) во дворе старика происходит еще одно примечательное событие. Дело в том, что по соседству с Кодзоевыми в Ангуште снимали квартиру военные, которые, как оказалось потом, были картографами, соответственно, тоже готовили выселение людей. Пятилетний Исса Кодзоев, внук Элбазуко, часто бегал к ним в гости, и его угощали сахаром. А бабушка мальчика, Доги, носила квартирантам ингушскую традиционную еду — лепешки с творогом, чурек, молоко. И вот лейтенант, когда семье уже были даны 15 минут на сборы, заходит во двор и берет Иссу на руки. Тот вырывается, а потом дает военному, уже бывшему другу, пощечину. Лейтенант удивленно спрашивает отца: «Аюб, что с ним?» «А ты не догадываешься?» — мрачно отвечает тот.

Уже в Казахстане Элбазуко, который до конца жизни так и не простил советской власти такое отношению к своему народу, повторял при всяком удобном случае: «Так нас и выслали, без суда и следствия, без права что-либо сказать, только один Исса за всех нас воспротивился беззаконию, отвесил пощечину лейтенанту. Сделал, что в его силах».

Примечательно, что комментируя это, писатель говорит: «Сегодня, когда уже в почтенном возрасте, вспоминая слова деда, я испытываю чувство гордости за то, что сделал». По его словам, это была пощечина не бывшему другу лейтенанту, а всей той бесчеловечной системе, которая лишила его детства, обнажила ложь и лицемерие людей.

В суровом Казахстане ему часто снился мост через реку в родном селе Ангушт, на котором он любил стоять, наблюдать, как течет река, обозревать горы и бесконечно восхищаться дарами природы.

После возвращения домой, через 13 лет высылки, уже юноша Исса Кодзоев сразу же побежал к мосту, но его уже не было. Оно и понятно, это для истинных хозяев и мост, и другие здания и постройки, и каждый куст имеет какое-то сакральное значение. А для тех, кто занял чужое село и чужие дома, это просто строения или природные явления, которые не влияют на их судьбу. Они ошибаются, а прозрение придет. Оно всегда приходит.

В годы депортации наш народ был отброшен в своем развитии на многие десятилетия назад, но, тем не менее, вопреки всем мероприятиям государства по их подавлению, ингуши сохранили национальное самосознание. Интеллигенция в полной мере осознавала всю тяжесть этнической дискриминации, деятельность мыслящих представителей народа была направлена на поддержание и сохранение национальной идентичности.

Сталин и его последователи, не достигли своей цели. За это надо благодарить тех, кто говорил, писал о Родине, не давал забывать о корнях. Среди них Хамзат Осмиев — его пронзительное стихотворение «Даймохк дагаухар сона». Никого не оставляют равнодушными строки — «Лишившись Родины, пребывая на чужбине, все, что я видел, напоминало мне о ней» (смысловой перевод — авт.). Среди образов и звезды, и облака, и журавли, а также похороны кого-нибудь, поскольку в тот момент перед поэтом возникало родовое кладбище и могила матери. Песня «Как тяжко было мне от Родины вдали» в исполнении Ибрагима Бекова и ныне покойного Руслана Нарубиева, не оставляла равнодушным слушателя, какой бы национальности он не был.

Как и «Стоят башни в Таргиме» поэта, народного писателя Магомед-Саида Плиева: «...И предкам верны, и темны под дождем, стоят эти башни в Таргиме моем... О если б сегодня увидеть я мог, что видели предки во мраке тревог, измерить и взвесить, постичь до конца все то, что когда-то сжигало сердца, тогда что ни день приходил бы я к ним, поклон отдавая хранящим Таргим» (перевод Михаила Синельникова).

«По отчизне тоскуя, с душою опустошенной, пусть не придется вам на чужбине страдать, землю края чужого пахать» — это смысловой перевод пролога к роману в стихах «Балан ди» («День скорби») Магомед-Саида Плиева. Перевод, далеко не отражающий всю глубину содержания восьми начальных строк главной книги в жизни этого мужественного, порядочного и честного человека. Аналогов подобной хроники всеобщей скорби, пожалуй, нет.

Магомед-Саид завершает роман «Балан ди» обращением ингушских гор к своим сыновьям. Они «говорят»: «Здесь ваша судьба, здесь вы должны жить и умирать, и покоится рядом с предками, здесь ваша родина и иной у вас нет».

И иной у нас нет!